Все тексты за Осень 2009 - Осень 2010. Часть II.
****
Отчетливы только качели,
Которые дико скрипели,
Которые дико летели
В смешные – до слез – облака
На небе безоблачной лени,
Разбитые в зелень колени,
Мелькание света и тени –
И сжавшая сердце рука...
Он небо раскачивал, стоя
На тонкой доске за спиною –
И все это слилось в такое
Слепящее счастье, что ты
Взмахнула, взлетая, руками,
Слетев головою на камень –
А дальше все в шуме и гаме
Ненужной, чужой суеты...
Июльское марево сосен,
Еще нереальная осень,
Твои безусловные восемь,
Возможные десять его...
Отчетливы только качели,
Которые дико скрипели,
Которые дико летели –
И были важнее всего.
****
Далека от духа площадного,
Не люблю ни шоу, ни мистерий –
Мне дороже искреннее слово,
И моей спокойной, тихой вере
Не нужны восторженные толпы
И горячий пыл единоверцев...
Лишь бы Ты услышал и нашел бы
В тишине молящееся сердце.
****
А солнце вдруг перегорает
На полпути до Эльдорадо...
Мы слишком смелые для рая
И слишком честные для ада –
Вот и зависли где-то между,
Не находя себе причала,
И пьем соленую надежду
Начать хоть что-нибудь сначала.
Надежда просится обратно
И жжет нутро, и сводит горло,
Усилив жажду многократно –
Но что поделать, раз приперло.
И жить не хочется, а надо...
А что еще нам остается
На полпути до Эльдорадо –
Страны немеркнущего солнца.
****
Это игры и детские прятки,
Что затеяла я на беду –
Ты попробуй идти без оглядки,
Потому что я следом иду...
Если ангел вдруг спустится с неба,
Уронив пару перьев с крыла,
И подаст тебе гипсовый слепок
И расписку, что я умерла –
Если бес тебе бросит под ноги
Это сердце в прожилках огня,
Чтоб развеять сомненья в итоге
И в расплате, настигшей меня –
Или кто-то от горя безликий
Позвонит, постучит в твою дверь
И зайдется в неслышимом крике –
Никому ни секунды не верь.
От кого ни пришло бы известье –
И в каком бы краю и году...
Знай, что мы – как обещано – вместе,
Потому что я следом иду.
****
Я буду лучший щенок в помете:
Глаза и уши, душа и хвост,
Приучен к ласке... Ну что, берете?
Вопрос неловок и очень прост.
Я буду самой красивой рыбкой,
Вуалехвостой и золотой.
Такой безмолвной, текуче-зыбкой,
Вполне прекрасной себе такой...
Я буду птицей, большой и белой,
С изгибом шеи и парой крыл...
Да вы не мнитесь, скажите смело –
Вопрос все тот же, какой и был.
Я буду женщиной ясноглазой,
С блестящей, легкой копной волос...
Ну что, берете? Скажите сразу –
Пока вам задан прямой вопрос.
Я буду Богом, небесным телом,
Творцом кружащих, живых планет...
Да кем бы я бы – не в этом дело.
Но вы – берете?.. Ответа нет.
****
Сколько раз тебя били то словом, то делом под дых,
Сколько раз то лукавя, то искренне в душу плевали –
А теперь и сама ты в рядах ненамеренно злых,
Приносящих дары неизбывной и черной печали.
И ни шагу не сделать, чтоб чьи-то сердца не задеть –
Да не чьи-то, а самых давно и единственно близких...
Незаметно, по грошику, вдруг собирается медь
На уже возведенные где-то внутри обелиски.
Будто нищей, тебе подавали, чтоб только смогла
Новый день пережить и грядущую ночь продержаться,
Дохромать, доползти кое-как от угла до угла
И прочесть свое имя в истрепанных, стареньких святцах –
Безымянной остаться не хочется даже звезде,
Словно что-то меняет приставшее листиком имя...
А твое слишком часто и просто трепалось везде –
И почти позабылось, легко заслонившись другими.
Если б только оно... Но и ты отступила, как тень,
На полшага всегда отставая от собственной воли,
Повторяя себе: «Не предай, не обидь, не задень
Тех, кто в жизни и так глухотою своей обездолен» –
Сквозь ушко колких слов продевая себя, будто нить,
Тихо штопая небо – надеясь, что все обойдется...
А теперь и тебе предавать, обижать, уходить –
Чтобы только вконец не пропасть под полуденным солнцем.
****
Да сколько той земли? – Два метра
у облупившихся перил,
весь год ни солнышка, ни ветра...
А ты там розы посадил.
И прижились – как все, чего ты
касался легкою рукой,
не знавшей лени, неохоты
и прочей дури городской.
Отец, уже почти два года,
как ты не видел этих роз –
и этой сини небосвода,
и этих маленьких стрекоз...
А я – прости меня, любимый –
уже почти иду ко дну.
Но розы живы, невредимы...
Схожу, сорву себе одну.
****
Ты, кажется, до черточки знаком,
До впадинки, до локтевого сгиба,
До странности – и все-таки, фантом,
Как колдуны далекого Магриба,
Что статуи способны оживлять
И воскрешать умершее до срока...
Но как-то получается опять,
Что без тебя безмерно одиноко.
И вроде бы, давно я не дитя,
Но верится легко и без опаски
В чертоги, возводимые шутя,
И самые несбыточные сказки...
А опыт все твердит про миражи,
Которых не достичь и не напиться:
Сначала, мол, пощупай, докажи,
Пошли вперед прирученную птицу –
Пусть принесет хотя бы волосок
Или тепло его прикосновенья –
Мол, вдруг там только солнце и песок,
Не знающие жалости и тени...
А сердце шепчет: пусть оно и так,
Пускай там ничего, песок и солнце –
Но я зову как тысяча Итак...
И он меня услышит и вернется.
****
Свершилось. Пройден рубикон, опасный истинным поэтам.
Я в ряд пророков и икон уже не встану – но об этом,
Признаться, вовсе не грущу... Стихи стихами, но охота
На смену старому плащу придумать новенькое что-то,
Того попробовать, сего – и, наконец, увидеть Прагу,
Растить мальчишку своего, купить титановую флягу –
Не то чтоб нужно, просто так... Хотя, наверное, неплохо
Хлебнуть из горлышка коньяк – и замереть на пару вздохов...
К чему мне возраст роковой, когда еще наступит осень,
Засыпет ветреной листвой мои смешные 38 –
Не попугаев, что вы, лет – и, может быть, подарит встречу
С тем, для кого их просто нет... И я их тоже не замечу.
****
Как переиначили потери
Все, что было ясно и знакомо...
В детстве ты всегда была за Джерри,
А теперь ужасно жалко Тома.
Может, перемкнуло что-то в клеммах,
Или ты сломалась и устала?..
Ты же так любила Бэкингема,
А болеешь болью кардинала –
И, всего-то выросшая втрое,
Часто превращаешься в зануду.
Раньше Гамлет был твоим героем,
А теперь обидно за Гертруду...
...Но одно ни времени, ни вкусам
Неподвластно – было, есть и будет:
Так же свежи раны Иисуса,
Так же нет прощения Иуде.
****
Ты остаешься, и мир остается с тобой –
Гулкий, невидимый, страшный, почти настоящий.
Пой, моя флейта... Усни, одичавший гобой.
Тот, кто услышит, забудет себя – и обрящет.
Мелкие шорохи чьих-то забытых зверей,
Цепкие стебли опутавших время растений...
Белые реки желаний, ничуть не быстрей,
Тяжко текут, огибая кисельные тени –
Тени былых берегов – и живущих на них
Пеших и конных, таящих свои метрономы.
Каждый стучит – и над каждым, заброшен и тих,
Мир загустел и свернулся пятном гематомы.
Пой же, прикладывай музыку легкой рукой
К коже небесной, давно и привычно болящей...
Ты остаешься – и мир остается с тобой.
Ласковый, теплый, знакомый... Почти настоящий.
****
Всё-то нам надо в раны вложить персты,
Выманить чудо, выставить напоказ...
Как мы наивны, Господи, как просты,
Дай только крови – мигом построим Спас.
Вымолви слово – скомкаем, переврём...
Мы же умеем так – слегонца и влёт.
Втиснем, тиснём петитом в единый том
И поместим в подарочный переплёт.
Вставим на полку – стой и на нас гляди,
Слушай, как бодро выведем «Отче наш»...
Что ж ты нас так не жалуешь, Господи,
Что же никак поверить в себя не дашь?
Выплавим свечек, вызвоним благовест –
Все честь по чести, если найдется честь.
Видишь, мы верим, Господи, вот те крест...
Вот тебе гвозди. Выгляни, где ты есть.
****
Все то, что я могла бы рассказать,
Теряется и меркнет перед фактом
Того, что ты мне родина и мать...
Ни глухота, ни, скажем, катаракта
Не отменяют кровного родства
И радости от знания простого:
Ты есть, ты дышишь, ты еще жива,
Храня тепло разграбленного крова.
Оставленная блудными детьми
И преданная в немощи другими,
Хотя бы раз из рук моих прими
Глоток воды и собственное имя –
Армения... На большее, увы,
Меня, никчемной, все еще не хватит...
Коснись моей склоненной головы
Ладонью материнской благодати.
****
Не так уж важно, быть или не быть,
Обременяться поисками смысла,
Когда внутри натянутая нить
Внезапно оборвалась и повисла.
И кто подвесил тот последний груз
На главную из жизненных артерий,
Не знаю и сказать я не берусь –
И, слава Богу, некому проверить...
Как некому и незачем пенять
За перекрестье линий на ладони –
Что как клеймо, как вечная печать
Творимых над мечтою беззаконий.
****
Проходя по следам, часть которых уже занесло,
Тихой музыки шлейф среди свиста ветров различив, мы
Вдруг окажемся там, за оградой отчетливых слов,
За границей полей, в запредельности ритма и рифмы –
И замрем, осознав, что попали сюда неспроста,
В этот миг, в этот час – в невозможные яви и дали...
Что за пологом сна и за белою кромкой листа,
Может, именно нас так давно и томительно ждали.
****
Примеряешь что попало:
Солнце-клеш и пачку примы –
И всего-то слишком мало,
И во всем смешно и мимо.
На руках по парапету
Ходишь курам на потеху...
Да какое нафиг лето,
Лучше в Лету – не до смеху.
Но смеешься – до упаду
С парапета ржавой крыши,
Если белого не надо –
Может, им сгодится рыжий?
Правда, шутится натужно,
И парик наделся косо...
Если белого не нужно,
Можно падать с красным носом.
****
А чего ты ждала – что уж он-то, живущий смеясь,
Не поймет твою вольность, как нечто, дающее право
Так легко оскорбить, так шутя затоптать тебя в грязь,
Поднести, как бальзам, отдающую гнилью отраву?..
Успокойся и пей – ты и так для него умерла.
Или даже не так – не жила никогда, не дышала...
И бесшумно летят два растрёпанных белых крыла –
И ложатся у ног погасившего солнце Дедала.
****
Согревший эту нежность у костра,
Мечтающий обнять ее до дрожи –
Скажи ей, что она тебе сестра,
Чтоб радости ее не потревожить –
И песне незатейливой внимай,
Подкладывая хвороста сухого...
Ты мог бы подарить ей целый рай,
Но ей достало ужина и слова,
Исполненного ласки... До утра
Пускай спокойно спит с тобою рядом.
Скажи ей, что она тебе сестра –
А большего... а большего не надо.
****
Приезжай на меня посмотреть –
И принять, как святое причастье,
Эти губы, глаза и объятья,
Эту жизнь, обманувшую смерть...
Не приемля обманов других,
Лишь на этот я тратила силы –
И не каюсь нисколько, мой милый –
Мне отпущено их на двоих.
Не прими за навязчивый бред,
Я зову – и за это в ответе.
Мы несчастные сукины дети –
Но в ближайшую тысячу лет
Не найти на земле ничего,
Что бы стоило нашей невстречи –
И того, что навечно излечит
Безоглядной любви божество.
****
Поиграем в города,
В «никогда» и «навсегда»,
В синий сумрак вечеров,
Не мешая кровь и кров,
Разделяя инь и ян
Пограничьем стран и ран –
Будто целые листы
Меж словами «я» и «ты».
Поиграем в города –
В слово «нет» и слово «да»,
В общий быт и чай вдвоем –
Будто все еще живем...
Будто есть еще просвет
Меж словами «да» и «нет».
****
Как много их было – живущих, принцессою бредя,
Плененных кто смехом, кто нежным и ласковым ликом...
Но каждый, целуя ее, превращался в медведя –
И мир оглашал невозможным, тоскующим рыком.
Следы от когтей рубцевались, уродуя душу...
Она, о заклятии помня, любви избегала.
Гнала от себя, ужасаясь – но кто ее слушал?
И все, как по нотам, опять повторялось сначала.
Фамильная гордость уйти в монастырь не давала,
А чары с годами, увы, становились сильнее.
Она обреченно ждала приближенья финала –
И призрак медведя маячил всегда перед нею...
Но рядом – прозрачная – теплилась горе-надежда,
Что кто-то сумеет не стать за мгновение зверем...
И будет ответом не верящим в сказку невеждам –
И всем одичавшим, когда-то любимым потерям.
****
Он еще не приехал – а ты уже знаешь до слова,
До улыбки, до жеста, как будешь прощаться у стойки,
Как взлетит самолет, что судьбою уже зафрахтован –
И, обдав ветерком и угаром, навязчиво-бойкий,
Тормознет свой рыдван загорелый таксист-прилипала
И предложит домчать хоть куда без пустых церемоний...
Он еще не приехал, а ты оглянулась устало –
И закрыла глаза, и лицо уронила в ладони.
****
Останутся горы, короткий полет голубей,
Высокие ели и небо – сообщник безмолвный –
То в ярости молний, то лучшей мечты голубей,
Пушистый ковыль, по которому легкие волны
От ветра бегут, беззаботный, раскатистый смех
И грай малышни, проносящейся стайкою мимо,
Дымок сигаретный – твой самый простительный грех...
И тот же вопрос, убивающе неразрешимый.
И сколько ни прячь его, сколько ни комкай внутри,
Он с каждой минутой становится все тяжелее...
Но ты это лето вдыхай, выдыхай и смотри,
Пока еще сердце болит и о чем-то жалеет.
****
Черный рыцарь, белый рыцарь...
Ах, как хочется укрыться
И не помнить ваши лица,
И не слышать голосов!
Ваша Темность, Ваша Светлость,
Эта партия – нелепость,
Где найти такую крепость –
Запереться на засов?
Что ни думай, что ни делай,
В этой сказке черно- белой
То ли угля, то ли мела
Не хватило для меня...
Оба дороги и милы –
Где найти такие силы?
Не хватило, не хватило
То ли ночи, то ли дня.
****
Не забывая тетивы
Превозмогающую волю,
Пока дышу – лечу на вы...
Навылет. Выдох. Вместе с болью,
В меня заложенной сполна
Рукою пьяного Амура...
Я буду быть – пока нужна
Такая – умная и дура,
Шальная радость и печаль –
Простите все, кому досталось.
Мне вас безумно, страшно жаль –
Но ни любовь моя, ни жалость
Не могут взять и превозмочь
Того – начального – посыла:
Лететь сквозь зарево и ночь...
Ослабевающая сила
Когда-нибудь возьмет своё –
Или ветра снесут на камень,
Моё расплющив остриё –
Но боль, оставшаяся с вами,
Не даст любовь похоронить,
Предать забвенью и покою...
Небесный лук благословить,
Меня задумавший такою –
Всепроникающей в сердца –
Мне не по силам... Но покуда
Неисцелима до конца
Любовь моя – я есть и буду.
****
На границе горечи и веры
Вырастают лучшие цветы...
У меня есть желтые герберы –
И они прекрасны и чисты
Вовсе не игрою светотени...
Просто так взмолился человек,
Чтобы длилась магия цветенья –
И сейчас, и присно, и вовек.
****
Чего хочет женщина - того хочет Бог.
А чего ты хотела – и твой беззастенчивый Бог –
Пусть об этом никто ничего никогда не узнает.
Все равно не смогла – да и Он, как хотелось, не смог...
Просто истину, что для любого уже прописная,
Ты писала со строчной – со срочной – боясь не успеть,
Не вполне доверяя бессонным своим почтальонам...
И дай Бог, если кто-то прочёл твою правду на треть –
И на четверть поверил Его непреложным законам.
Не вникая в слова – проникаясь звучаньем одним –
Как дождём, как жарой, как нетающим снегом вершинным,
Свой непроданный смех (о, мой бедный богатенький Тим!)
Ты дарила за так – измеряющим горе аршином...
И когда адский август почти уже был позади,
По прожжённым им травам, лесам, голосам и страницам
Всё пыталась идти, прижимая к дырявой груди
Свой единственный дар, продолжающий верить и биться.
****
Читаешь, представляя цвет
И вид, и вкус, и запах –
И кажется, что был и ел,
Вдыхал и ощущал...
И нет нужды и тяги нет
На север или запад –
Зачем, покинув свой придел,
Стремиться на вокзал?
Но штука в том, что все всегда
Не так на самом деле,
И все иначе наяву –
Прекрасней и честней.
Как будто те же города,
Дворцы и карусели...
Но есть еще цветы во рву,
Скамейка – а над ней
Такой закат, какого ты
Нигде не встретишь, кроме
Вот этой точки на земле
Вот в этот день и час...
И как арбузы и мосты
Красивы на разломе,
Как море плещется во мгле,
Возможно только раз
Увидеть, тронуть и вдохнуть –
Лишь так, а не иначе.
Путеводители, мой друг,
Конечно, хороши...
Но штука в том, чтоб каждый путь
Хоть чем-то был оплачен.
Слезой случайной на ветру –
Или слезой души.
****
Жара закончилась – и можно
Дышать и верить: всё проходит.
И не приписывать подкожный,
Подвздошный ад одной погоде...
Всё изнутри. И нет причины
Искать глухих и виноватых –
Все неподсудны и безвинны,
Как неизвестные солдаты.
В ряду калашном, неохотном
Пятак суконный неуместен,
Горящим книгам и полотнам
Согреть кого-то – мало чести...
Жара закончилась. И славно.
При чём тут музы или пушки?..
И нет сумы (а сил – подавно)
Собрать уснувшие игрушки.
****
А я скажу тебе, как все будет...
Мы миновали сезон прелюдий –
и поведем себя все, как люди,
которым есть, что еще беречь.
И я уеду в свое Сорренто
без сожалений и сантиментов,
поскольку море всегда мементо –
и скину гору с усталых плеч.
Да, я уеду в свое Торонто,
как уезжают солдаты с фронта,
когда противник не побежден, да
вот осколок застрял внутри.
И с ним придется уже смириться,
не унывая, не пряча лица...
Так улетает душа – и птица.
На свет последней своей зари.
****
Эти рыбы плывут в никуда,
Эти птицы летают нигде...
Не такая уж это беда –
Ни собой, ни тобой не владеть.
Натыкаться на темное дно,
Упираться в небесную твердь,
Повторяя и помня одно:
Жизнь всегда беззащитней, чем смерть.
Оборачивать сердце в шелка
Неизвестных природе ткачей –
И вдыхать настоящесть, пока
Этот воздух безбожно ничей.
Оставляя свои имена –
Кто захочет, потом подберет –
Подниматься до самого дна,
Опускаться до самых высот...
****
Поиграй в ответы на вопросы,
Сочини вопросы на ответы,
А придет октябрь златоволосый –
И уже неважно, кто ты, где ты...
Важно с кем – и важно, что такого
Ты найдешь в себе для оправданья
Декабря грядущего седого
И апреля юного... Не раня
Никого из них и не тревожа,
Улыбаясь каждому, покамест
Догорит шагреневая кожа –
И нектар окажется цианист,
Как небесный августовский купол
Над твоим истрепанным вертепом,
Где ни рай, ни ад не стоят кукол
В представленьи вечном и нелепом...
****
...И всё носишь в сердечной сумке, как почтальон,
То, что лично вручить адресатам не хватит духу:
Похоронки, в которых имя твоё – как звон.
Колокольный тягучий звон, недоступный слуху.
Пусть живут себе, числя в списке своих живых
То, что было тобою – и то, что уже личина.
Пусть считают пропавшей без вести – только б их
Не коснулась крылом бумажным твоя кончина.
А когда эта тяжесть станет уже невмочь,
Ты достанешь ворох всей этой ничейной смерти...
И запустишь тихо в то, что зовётся «ночь» –
Или в то, что зовётся «небо» на их планете.
****
Когда не глаза, а сплошная зрачковая муть,
И Роршах теряется в пятнах осеннего солнца,
Молочные губы на воду пытаются дуть,
Но каждая клеточка знает, что вновь обожжется –
И так, обожженная, будет делиться опять,
Чтоб было чему исходить на улыбки и звуки...
Хотя непонятно, о чем еще стоит звучать
Ценой этой жгучей, ничем не оправданной муки.
****
Пока есть место музыке одной,
Не жалуйся напрасно и не сетуй,
Что дирижер стоит к тебе спиной...
Достаточно приглядываться к свету
На лицах музыкантов, наблюдать,
Как палочка летает невесомо –
И музыку вбирать, как благодать,
Как весточку желанную из дома
Покинутого, кажется, навек –
Но ждущего свидания с тобою...
Не жалуйся напрасно, человек,
Что дирижер стоит к тебе спиною.
Он обернется, только отзвучит
Все то, что им намечено, до ноты...
Прекрасен – и ничуть не нарочит.
Такой, каким и выдумал Его ты.
****
Что с тобою стало, Арлекин,
Беззаботный баловень фортуны?
Почему из тысячи картин
Выбрал ты холодный и безлунный
Не пейзаж – ах, если бы! – мирок
И шагнул в него, гася улыбку?
Отчего не выдержал, не смог –
И отдал единственную скрипку,
Ни за что – за призрачный покой,
Музыку – за ложную свободу?
Там звезды на небе – ни одной...
Что теперь – про домик, про погоду,
Про табак – о чем с тобой таким
Говорить, ушам своим не веря?
Что с тобою стало, Арлекин,
Если даже худшая потеря
Оказалась сердцу не страшна
На последнем каменном пороге?..
Как тихонько лопнула струна,
Как молчат растерянные боги...
****
Спишь – и спи, моё отчаянье,
Не додумывай за всех.
Вместо кофе лучше чая мне –
И уткнуться в тёплый мех
Медвежонка безымянного
Или в книжку о любви,
Или в песню о банановом
Сингапуре... Не криви
Губ, во сне никак не могущих
Обрядить в одежду слов
Всю мольбу свою о помощи...
Улыбайся, как Иов,
Как Иона в чреве рыбины,
У которой сотни лиц,
Как заштатные кулибины
Инквизиторам столиц...
Засыпай себе, не слушая,
Как душа моя поёт
Всё несбыточное, лучшее...
Спи, отчаянье моё.
****
Мой город тебя не дождался – и вмиг потускнел,
Ужался, усох до каких-то невнятных размеров...
Как древний старик, осознавший, что он не у дел,
Когда вдруг покинула сердце наивная вера,
Что если не дети, то внуки – да мало ли, кто –
Хоть кто-нибудь вспомнит, заглянет на чашечку чая –
А он тут как тут, у порога – снимайте пальто! –
Гостям улыбается, всячески их привечая...
Мой город тебя не дождался – и сбросил листву...
Так, шпагу сломав, отрешенно бросают обломки
Врагам своим под ноги – я даже слышала звук,
Похожий на смех проигравшего – горький, негромкий...
Что стоит победа ценой неоправданной лжи –
И голос любви, что спасти ничего не помог нам?
Мой город тебя не дождался – и все-таки жив,
И щурит от ветра свои дальнозоркие окна...
****
Это осень. Китайский шёлк.
Церемония нежной смерти.
Будто ветер легко прошёл
Анфиладой пустых предсердий
И оставил там звон, не звон –
Отголосок немой печали...
Так звучат голоса икон,
И кончается путь в начале –
Замыкая себя в кольцо,
Надеваясь на лоб терново
Оголённым до слёз венцом,
Оголённым до смысла словом.
На обломках былых святынь
Только это и будет свято…
Почему-то всплыла латынь:
Ite, vale – et me amata.
