(no subject)
Несколько цитат из книги австрийского писателя еврейского происхождения Франца Верфеля «Сорок дней Муса-Дага». Эта книга, которую читал, наверное, каждый армянин, посвящена героической обороне армян на горе Муса-Даг во время геноцида 1915 года.
Сейчас, на сороковой день этой новой войны, этой новой попытки геноцида армянского народа теми же самыми турками и их собратьями, я не могла не вспомнить об этой книге.
* * *
«– Я не политик. Не мне изыскивать средства и пути для того, чтобы спасти в последнюю минуту хоть часть армянского народа. Но мой долг, как представителя множества немецких христиан-единомышленников, – передать их настоятельную просьбу изыскать эти средства я пути для спасения армян, и главное – пока не поздно.
– Как бы мы ни старались, как бы ни мудрствовали, господин пастор, участь армян можно кое-где смягчить, изменить же ее, к сожалению, невозможно.
– С такой нехристианской точкой зрения мы – ни мои друзья, ни я примириться не можем.
– Да поймите же вы, что к этой участи причастны высшие исторические силы, на которые влиять мы не властны!
– Я понимаю только то, что Энвер и Талаат с сатанинской гениальностью воспользовались благоприятным случаем, чтобы сыграть роль «высших исторических сил».
Тайный советник учтиво улыбается, готовя реплику, из которой обнаружится, что и у него есть религиозные воззрения:
– Разве Ницше не говорит: «падающего толкни»?
Нет уж, и Ницше не дано смутить божьего человека, пастора Лепсиуса. Несколько раздосадованный тем, что разговор мельчает, сводится к общим местам, он рубит с плеча:
– Кто же знает, быть ли ему падающим или толкающим?
Тайный советник – он сидит сейчас за письменным столом – снова окидывает взглядом настенную географическую карту.
– Гибель армян предопределена их местом на карте. Участь слабейшего, участь ненавидимого меньшинства!
– Каждый человек и каждая нация может оказаться в положении слабейшего. Поэтому нельзя допускать, как прецедент, ни уничтожения нации, ни даже нанесения ей какого-либо ущерба.
– Господин пастор, вы никогда не задавались вопросом – не влечет ли за собой существование национальных меньшинств излишнее беспокойство, и не лучше ли было бы им исчезнуть?..»
* * *
«Можно быть русским, турком, готтентотом и бог знает кем, но армянином быть невозможно. Быть армянином – вещь невозможная…»
* * *
«Нет гибельнее того учения, что учит приписывать соседям собственные грехи».
* * *
«Что соль в глазу был Зейтун для турецкого национализма. Ибо если есть в мире священные места и реликвии, привлекающие паломников и погружающие их в благоговейное созерцание, то наряду с этим есть и такие места, которые возбуждают лютую злобу и ненависть фанатиков-шовинистов. Причины такой ненависти к Зейтуну были совершенно ясны. Во-первых, в этом городе почти до конца девятнадцатого века существовало свободное самоуправление, такой порядок вещей, который господствующей нации напоминал о кое-каком неприятном опыте, полученном в старину. Во-вторых, в зейтунских армянах сохранилось искони присущее им на протяжении всей их истории стремление к независимости, подчас оборачивающееся заносчивостью и спесью. Но непростительней всего было неожиданное поведение армян в 1896 году; оно осталось неизгладимым воспоминанием, постоянным источником ненависти турок. Именно тогда «добрый» султан Абдул Гамид сформировал, в числе других добровольческих отрядов, и «гамидие» — банды солдатни, навербованной из временно выпущенных на волю каторжников, разбойников и кочевников, — создание таких банд преследовало лишь одну цель: иметь в своем распоряжении лихих головорезов, готовых без зазрения совести спровоцировать события, с помощью которых султан надеялся заткнуть рот взывающему о реформах армянскому населению.
Добровольцы эти всюду весьма успешно справлялись со своей задачей, а вот в Зейтуне схлопотали по шее и поплатились немалой кровью, вместо того чтобы устроить веселый и прибыльный погром. Но мало того — зейтунцы жестоко всыпали на узких улочках города и регулярным батальонам, поспешившим на выручку гамидие. Батальоны эти тоже понесли большие потери. Никакого успеха не принесла после этого и осада города силами крупных военных частей. Зейтун оказался неприступным. Когда же в конце концов европейская дипломатия вступилась за отважное армянское население и послы при Высокой Порте, которая не знала, как выйти из позорного положения, добились полной амнистии для Зейтуна, вот тогда и возникло у турок это взывающее к мести чувство безмерного унижения. Все воинственные нации — не только османская — мирятся с поражением, если оно нанесено сходным с ними противником; но быть побитым представителями расы, чуждой воинскому идеалу, — книжниками, торговцами и ремесленниками, этого душа вояки никогда не забудет. Таким образом, новому правительству от старого досталось в наследство и позорное воспоминание о поражении в Зейтуне, и лютая ненависть. А где, как не на большой войне, представится случай отомстить?»
---------------------------------------- ------------------------------------
Поменяйте в прочитанном слово «Зейтун» на «Карабах» – и вы поймете, что сейчас движет нашими врагами. Единственная разница – за Карабах по-настоящему не вступилась ни европейская дипломатия, ни какая-то еще. За сто лет мир этот стал еще продажнее и трусливее, чем был.
И сегодняшние армяне, наученные собственной горькой историей, уже знают, что им в Карабахе не надо ждать ничьей помощи. Можно на нее надеяться – ибо надежда умирает последней – но ждать ее не надо. Надо самим бороться за жизнь. Бороться, уповая лишь на Бога и на собственные силы.
Сейчас, на сороковой день этой новой войны, этой новой попытки геноцида армянского народа теми же самыми турками и их собратьями, я не могла не вспомнить об этой книге.
* * *
«– Я не политик. Не мне изыскивать средства и пути для того, чтобы спасти в последнюю минуту хоть часть армянского народа. Но мой долг, как представителя множества немецких христиан-единомышленников, – передать их настоятельную просьбу изыскать эти средства я пути для спасения армян, и главное – пока не поздно.
– Как бы мы ни старались, как бы ни мудрствовали, господин пастор, участь армян можно кое-где смягчить, изменить же ее, к сожалению, невозможно.
– С такой нехристианской точкой зрения мы – ни мои друзья, ни я примириться не можем.
– Да поймите же вы, что к этой участи причастны высшие исторические силы, на которые влиять мы не властны!
– Я понимаю только то, что Энвер и Талаат с сатанинской гениальностью воспользовались благоприятным случаем, чтобы сыграть роль «высших исторических сил».
Тайный советник учтиво улыбается, готовя реплику, из которой обнаружится, что и у него есть религиозные воззрения:
– Разве Ницше не говорит: «падающего толкни»?
Нет уж, и Ницше не дано смутить божьего человека, пастора Лепсиуса. Несколько раздосадованный тем, что разговор мельчает, сводится к общим местам, он рубит с плеча:
– Кто же знает, быть ли ему падающим или толкающим?
Тайный советник – он сидит сейчас за письменным столом – снова окидывает взглядом настенную географическую карту.
– Гибель армян предопределена их местом на карте. Участь слабейшего, участь ненавидимого меньшинства!
– Каждый человек и каждая нация может оказаться в положении слабейшего. Поэтому нельзя допускать, как прецедент, ни уничтожения нации, ни даже нанесения ей какого-либо ущерба.
– Господин пастор, вы никогда не задавались вопросом – не влечет ли за собой существование национальных меньшинств излишнее беспокойство, и не лучше ли было бы им исчезнуть?..»
* * *
«Можно быть русским, турком, готтентотом и бог знает кем, но армянином быть невозможно. Быть армянином – вещь невозможная…»
* * *
«Нет гибельнее того учения, что учит приписывать соседям собственные грехи».
* * *
«Что соль в глазу был Зейтун для турецкого национализма. Ибо если есть в мире священные места и реликвии, привлекающие паломников и погружающие их в благоговейное созерцание, то наряду с этим есть и такие места, которые возбуждают лютую злобу и ненависть фанатиков-шовинистов. Причины такой ненависти к Зейтуну были совершенно ясны. Во-первых, в этом городе почти до конца девятнадцатого века существовало свободное самоуправление, такой порядок вещей, который господствующей нации напоминал о кое-каком неприятном опыте, полученном в старину. Во-вторых, в зейтунских армянах сохранилось искони присущее им на протяжении всей их истории стремление к независимости, подчас оборачивающееся заносчивостью и спесью. Но непростительней всего было неожиданное поведение армян в 1896 году; оно осталось неизгладимым воспоминанием, постоянным источником ненависти турок. Именно тогда «добрый» султан Абдул Гамид сформировал, в числе других добровольческих отрядов, и «гамидие» — банды солдатни, навербованной из временно выпущенных на волю каторжников, разбойников и кочевников, — создание таких банд преследовало лишь одну цель: иметь в своем распоряжении лихих головорезов, готовых без зазрения совести спровоцировать события, с помощью которых султан надеялся заткнуть рот взывающему о реформах армянскому населению.
Добровольцы эти всюду весьма успешно справлялись со своей задачей, а вот в Зейтуне схлопотали по шее и поплатились немалой кровью, вместо того чтобы устроить веселый и прибыльный погром. Но мало того — зейтунцы жестоко всыпали на узких улочках города и регулярным батальонам, поспешившим на выручку гамидие. Батальоны эти тоже понесли большие потери. Никакого успеха не принесла после этого и осада города силами крупных военных частей. Зейтун оказался неприступным. Когда же в конце концов европейская дипломатия вступилась за отважное армянское население и послы при Высокой Порте, которая не знала, как выйти из позорного положения, добились полной амнистии для Зейтуна, вот тогда и возникло у турок это взывающее к мести чувство безмерного унижения. Все воинственные нации — не только османская — мирятся с поражением, если оно нанесено сходным с ними противником; но быть побитым представителями расы, чуждой воинскому идеалу, — книжниками, торговцами и ремесленниками, этого душа вояки никогда не забудет. Таким образом, новому правительству от старого досталось в наследство и позорное воспоминание о поражении в Зейтуне, и лютая ненависть. А где, как не на большой войне, представится случай отомстить?»
----------------------------------------
Поменяйте в прочитанном слово «Зейтун» на «Карабах» – и вы поймете, что сейчас движет нашими врагами. Единственная разница – за Карабах по-настоящему не вступилась ни европейская дипломатия, ни какая-то еще. За сто лет мир этот стал еще продажнее и трусливее, чем был.
И сегодняшние армяне, наученные собственной горькой историей, уже знают, что им в Карабахе не надо ждать ничьей помощи. Можно на нее надеяться – ибо надежда умирает последней – но ждать ее не надо. Надо самим бороться за жизнь. Бороться, уповая лишь на Бога и на собственные силы.